Пренатальное Я

Предшественницей работ института Фелз по исследованию особенностей подростков была появившаяся в конце 1944 года работа, которая называлась “Война и взаимоотношения между матерью и её ещё не родившимся ребёнком”. Она стала результатом наблюдений её автора, доктора Лестера В. Зонтага (Lester W. Sontag), за процессом влияния сильных отрицательных впечатлений, испытываемых беременными женщинами, на внутриутробное развитие личности их детей.

Эти наблюдения показали, что стрессы, испытываемые беременной женщиной в результате постоянной угрозы жизни её мужа не приводят к тому, что женщины, подвергающиеся таким стрессам, обязательно рожают более слабых детей. Доктор Зонтаг считал, что проблемы этих новорожденных имели причины физического характера. В то время, когда война превратила кратковременные страхи и опасности мирной жизни в ежедневные переживания для сотен тысяч беременных женщин, чьи мужья были солдатами, он был обеспокоен благополучием детей, матери которые вынашивали их в это тяжёлое время. Доктор Зонтаг предположил, что

Испытываемые женщинами стрессы могут оказать пагубное физическое влияние на регуляцию эмоциональной сферы ребёнка in utero, в результате чего поведение их детей будет менее стабильным, в отличие от детей, выношенных в более благоприятное время.

Сегодня работа доктора Зонтага особенно ценна для нас тем, что он совершенно правильно предвидел, что стрессы, увеличивающие секрецию материнских нейрогормонов, действительно повышают биологическую подверженность ребёнка к эмоциональной травме. Его расстройства являются результатом не только психологических последствий стресса, но также и его физических последствий. Оба эти фактора обычно бывают одинаково важны для определения направленности и типа развития психики. Но я предполагаю, как и доктор Зонтаг, что ребёнок становится более эмоционально лабильным в результате физических влияний, которым подвергается его тело из-за повышенного содержания нейрогормонов в крови его матери. Он будет продолжать расти и  изменяться с течением времени, но его пренатальный опыт будет биологической помехой его способности к росту и изменениям. В результате унаследованных биологических ограничений ему иногда будет сложнее функционировать в обществе, чем тем людям, у которых таких ограничений нет.

Доктор Зонтаг назвал этот феномен соматопсихикой и определил его как “влияние  базовых психологических процессов на структуру личности, перцепцию и самовыражение индивидуума”, что является зеркальным отражением психосоматики. Если в психосоматике личностные характеристики предрасполагают тело к образованию язв и высокому кровяному давлению, физические процессы, происходящие в теле человека, предрасполагают его к таким психологическим нарушениям, как тревожность и депрессия. Всё, что мы сейчас узнаём о тех сложных и неразрывных нейрогормональных связях(здесь я имею в виду такие вещества, как адреналин, норадренолин, серотонин, окситоцин и другие, производимые органами внутренней секреции, которые оказывают влияние на ребёнка in utero, попадая к нему через плаценту) между матерью и ребёнком у неё в утробе, подтверждает теории доктора Зонтага, имевшие только словесную форму всего только поколение тому назад.

Анатомически у матери и ребёнка нет ни общего мозга, ни общей вегетативной нервной системы; каждый из них имеет свой собственный неврологический аппарат и свою систему кровообращения. Нейрогормональные связи между ними так жизненно важны, потому что это один из немногих путей эмоционального общения ребёнка и матери. Обычно диалог начинает мать. Её мозг, регистрируя действие или мысль, мгновенно трансформирует их в эмоцию и посылает телу команду дать соответствующую серию ответов. Сама обработка информации происходит в коре головного мозга, верхнем его слое; в гипоталамусе, расположенном непосредственно под ней, восприятие или мысль получает эмоциональную окраску и соответствующий набор физических ощущений. (Этот процесс происходит также и в обратном порядке. Ощущение, например, боль в руке, сначала будет трансформировано в эмоцию, например, страх, в гипоталамусе, а миллисекунду спустя – в мысль: “Рука сломалась”, уже в коре головного мозга.)

Все физические ощущения, которые мы связываем с такими состояниями, как тревога, депрессия, нервное возбуждение, берут своё начало в гипоталамусе, но физические изменения, которые возникают в результате эмоций, имеют источником две системы, находящиеся под контролем гипоталамуса: эндокринную систему и вегетативную нервную систему (ВНС).

ВНС беременной женщины, испытывающей испуг, гипоталамус даёт команду ускорить ритм сердечных сокращений, расширить зрачки, увлажнить потом ладони и поднять кровяное давление; одновременно в эндокринную систему поступает сигнал увеличить секрецию нейрогормонов. Попадая в кровь, эти вещества изменяют химический состав тела женщины и её ребёнка. Я взял для примера испуг, но подобный процесс может быть запущен любой другой эмоцией, которая при высокой интенсивности и большой длительности может нарушить нормальные биологические ритмы ребёнка in utero.

Одним из нарушений подобного рода может стать создание эмоциональной предрасположенности к тревожности. Это более психологический, чем физический процесс, и мы подробно опишем его немного позднее. Другой, более серьёзный процесс – возникновение физической предрасположенности к состоянию тревоги в результате изменений в центрах эмоциональной переработки информации. Мы до сих пор не знаем, в какой период мозг ребёнка и его нервная система наиболее чувствительны к повышенному содержанию нейрогормонов в крови, как не знаем точно, какие именно изменения эти нейрогормоны вызывают. Однако свидетельства, полученные нами за последнее время, указывают на то, что гипоталамус плода и подчинённые ему системы могут быть особенно подвержены их воздействию.

Это важная информация, поскольку, как мы уже видели, гипоталамус является эмоциональным регулятором тела человека. Если гипоталамус ребёнка настроен на слишком большую или слишком малую величину, он или механизм, который он контролирует, эндокринная или автономная нервная система, подчиняющиеся ему, не будут функционировать нормально.

Свидетельство того, что гипоталамус подвержен воздействию, имеет две формы: прямую и косвенную. К косвенным свидетельствам относится отчёт группы учёных из Колумбийского университета, которая измеряла действие голодания на ребёнка in utero. Этот отчёт имеет непосредственное отношение к нашей теме, поскольку показывает, как на критических этапах беременности внешний фактор влияет на формирование гипоталамуса. (Помимо других функций, гипоталамус регулирует наше потребление пищи.) Учёные наблюдали за физическим состоянием женщин из Голландии и их сыновей, которые пережили голод (в конце 1944 года немцы наложили эмбарго на поставки продовольствия в некоторые районы Голландии, в результате чего там начался голод. Исследования базировались на отчётах о состоянии здоровья мужчин призывного возраста, матери которых были ими беременны во время голода). У всех сыновей был обнаружен избыточный вес; степень подверженности отклонениям от нормы зависела от того, на каком этапе внутриутробного развития находились эти люди, когда начался голод. Оказалось, что наибольшее влияние голод матерей оказал на тех детей, которые были в возрасте до четырёх-пяти месяцев от зачатия; для этих мужчин ожидание было особенно частым явлением. Учёные сделали вывод, что недостаточное питание в этот период беременности пагубно сказывается на формировании тех участков гипоталамуса, которые отвечают за приём пищи и рост.

Прямым свидетельством влияния стресса на развитие гипоталамуса стало недавнее исследование финских учёных. Все люди, ставшие его объектами, потеряли своих отцов или будучи ещё в материнском чреве или вскоре после рождения; именно это различие в их судьбах интересовало докторов Матти Хуттунен (Matti Huttunen) и Пекка Нисканен (Pekka Niskanen). Очевидно, что смерть мужа – сильнейший стресс для женщины, влияние которого автоматически сказывается и на ребёнке. Учёные хотели узнать, в каком случае влияние на ребёнка будет большим: когда женщина переживает этот стресс до родов или уже после рождения ребёнка. Один только взгляд на историю жизни этих детей дал им ответ: частота психиатрических нарушений, а именно – случаев шизофрении, была значительно выше в той группе людей, отцы которых умерли до их рождения. Исследователи посчитали, что объяснение этого феномена выходит за рамки психологии. Они объяснили столь необычно часто встречающиеся эмоциональные расстройства следствием биологических нарушений.

Поскольку гипоталамус – центр чувств человеческого тела, они заключили, что его развитие было нарушено в результате пережитого матерями стресса.

Важно иметь в виду, что оба эти исследования изучали крайне тяжёлые формы стресса. Голод и смерть партнёра – события, которые беременным женщинам приходится переживать не очень часто. Стрессы и тревоги, которые им приходится переживать, обычно бывают не столь глубокими и, соответственно, влияния, испытываемые их детьми in utero, не так велики. В результате этих меньших стрессов ребёнок может родиться слабым, капризным, у него может быть плохой аппетит, проблемы с пищеварением и жидкий стул. Такому ребёнку обычно ставят диагноз “колики”. Я предполагаю, что поведение таких детей связано с пороком развития гипоталамуса и ВНС, вызванным стрессом матери во время беременности.

Проще говоря, гипоталамус и ВНС заведуют состоянием нашей внутренней среды, бесперебойной и эффективной работой организма без какого-либо участия нашего сознания. Как только я начинаю бежать или выполнять физически тяжёлую работу, эта система автоматически приспосабливает к нагрузке частоту дыхания; если я вхожу в тёплую комнату с мороза, она корректирует температуру моего тела. Она регулирует пищеварительные и выделительные процессы.

Если ВНС или контролирующий её центр, гипоталамус, функционируют неправильно, могут возникнуть проблемы с пищеварением и с освобождением кишечника. Поэтому я думаю, что многие трудно диагностируемые расстройства этого рода у новорожденных детей являются результатом расстройства деятельности гипоталамуса или ВНС. Доктор Зонтаг поддерживает меня в этом мнении. Несколько лет назад он отметил в одной из своих работ, что легковозбудимая или гиперактивная ВНС, возможно, “является нарушение тонуса, кинетики и функции пищеварительного тракта”. Или, как он более решительно заявил в другой своей работе,

“Поскольку раздражительность ребёнка связана с деятельностью его пищеварительного тракта, опорожнение кишечника происходит у него через слишком короткие промежутки времени, он отрыгивает пищу и доставляет массу хлопот”.

В то время как названные условия могут вызывать или не вызывать проблемы с кормлением, они часто становятся причиной проблем с поведением. Ребёнок, имеющий легковозбудимую ВНС, часто бывает нервозен: он беспокоен, капризен, слишком активен. В утробе предвестником такого поведения бывает избыточная подвижность, подобная той, которую проявляли дети, ставшие впоследствии робкими и застенчивыми малышами, а которых я рассказывал в предыдущей главе. В результате постоянного движения in utero эти дети обычно рождаются с несколько меньшим весом; стоит отметить также, что в отчётах о плохой успеваемости детей наблюдается зависимость между малым весом детей при рождении и трудностями в овладении чтением впоследствии, что свидетельствует о том, что проблемы продолжают их преследовать.

Подобно другим академическим навыкам, чтение требует сообразительности; но, помимо того, оно требует и определённой усидчивости и настойчивости для выполнения задания. Поэтому, я думаю, будет справедливым утверждение, что одна из причин, по которым дети, родившиеся с малым весом, сталкиваются с трудностями при обучении чтению, состоит в том, что они слишком беспокойны, слишком легко отвлекаются, и поэтому им трудно долго сидеть на одном месте и учиться читать. Другими словами, проблемы в обучении – отражение их поведенческих проблем. Эта связь очень наглядно прослеживается в широкомасштабном исследовании развития детей, финансированном правительством Великобритании и названном The British National Child Development Study. Оно показало, что дети описываемой нами группы не только читают хуже своих сверстников; учёные обнаружили, что учителя часто относят их к группе “проблемных” или “трудных”.

Ещё более важным оказалось то, что в то время как пол ребёнка, количество предшествовавших родов, курение матери и её возраст во время беременности соответствовали или трудностям при обучении чтению или поведенческим проблемам, малый вес при рождении соответствовал обоим видам трудностей.

Рискуя упростить все вышеизложенные сведения, можно было бы свести все открытия, о которых я рассказал, к следующей формуле: повышенная секреция нейрогормонов матери создаёт перенапряжённую ВНС, что приводит к малому весу ребёнка при рождении и/или нарушению пищеварения и/или трудностям при обучении чтению и/или поведенческим проблемам.

На более гипотетическом уровне, основывая своё утверждение на данных новейших исследований, я мог бы добавить к этой формуле ещё один элемент: повышенное содержание в крови матери гормонов прогестерона и/или эстрагенов приводит к неуравновешенности нервной системы плода и дисбалансу развития его мозга, что, в свою очередь, ведёт к нарушениям процесса развития личности ребёнка. В этом случае, однако, личностные проблемы будут связаны не с гиперактивностью, а с сексуально-ролевым поведением человека.

Прогестерон и эстраген оба присутствуют в крови беременной женщины. Количество каждого из них зависит от сложного равновесия сигналов между вегетативной и центральной нервными системами женщины. Влияет на эти сигналы и, следовательно, на количество эстрагена и прогестерона то, что женщина думает, чувствует, делает и говорит. То есть, их секреция, как и секреция других гормонов, определяется её эмоциональным состоянием. Что же вдруг дало этому давно известному факту совершенно новый резонанс? Это были данные, полученные в результате исследований, проведённых Государственным университетом Нью-Йорка (ГУНИ).

До начала семидесятых годов, когда применение этих препаратов было запрещено в Соединённых Штатах с целью предотвращения выкидыша, так как это оказалось небезопасным, эстраген и эстраген в комбинации с прогестероном применялись в случаях угрожающего выкидыша. Женщины с таким диагнозом получали оба эти гормона в количествах, сильно превышающих их нормальное содержание в организме. Основанием к запрету послужили нарушения физического развития, но исследования ГУНИ впервые показали, что применение этих препаратов чревато также опасностями психологического плана.

Его данные свидетельствуют о том, что у женщин, которые принимали один или оба гормона во время беременности, родились дети с больше нормы выраженными женскими характеристиками. Наиболее ярко разница прослеживалась у девочек. Но мальчики этих матерей также были более женственными, менее спортивными, проявляли значительно меньше агрессии по отношению к своим отцам, чем мальчики, не подвергавшиеся в утробе матери влиянию этих гормонов. Другим интересным открытием была обнаруженная связь между типом принимаемого матерью препарата и изменениями в поведении ребёнка мужского пола. У мальчиков, подвергшихся влиянию сочетания эстрагена и прогестерона, проявлялось больше женских черт, чем у подвергшихся влиянию одного эстрагена. Но один из учёных осторожно отметил, что то, что было обнаружено – “не нарушение модели поведения, а сдвиг в темпераменте”. К тому же женщины при угрожающем выкидыше получали гормоны в количествах, сильно превышающих их содержание в норме.

Всё же эти открытия демонстрируют то, что я всё время пытаюсь доказать: подвергая ребёнка in utero влиянию специфических материнских гормонов в превышающем норму количестве, мы вызываем у него специфические органически спровоцированные личностные изменения. В данном случае гормоны были введены в организм матери извне; в большинстве же случаев они выделяются в кровь её органами внутренней секреции.

К счастью, физиологическая информация, запечатлевшаяся в мозгу ребёнка, не означает, что ему суждена только единственно возможная, узкая тропинка развития его личности. Процесс, который я только что описал, действительно, влияет на нервную систему индивидуума, которая, без сомнения, очень чувствительна к отклонениям, таким как перегрузка или недостаточная нагрузка. Совершенно очевидно, что такие глубокие чувства, как любовь и отторжение отражаются на ребёнке на самых ранних стадиях его развития in utero. По мере созревания мозга примитивные ощущения и чувства уступают место более сложным состояниям мысле-чувств, на смену которым, в свою очередь, приходят собственно мысли.

Будем иметь в виду, что самые достоверные исследования показывают, что проблески сознания у ребёнка появляются не ранее второй половины беременности. Сильный стресс на третьем или четвёртом месяце беременности может серьёзнейшим образом повредить развитию неврологической системы ребёнка, но до шестого месяца его воздействие будет в основном, хотя и не только, физическим. Стрессу на ранних стадиях беременности приписывается малое когнитивное значение, поскольку в это время мозг ребёнка ещё недостаточно зрелый, чтобы перевести информацию, поступающую от матери, в эмоцию. Эмоция включает в себя не только ощущение, но и придание смысла этому ощущению. Злость, например, – это примитивное чувство. Только получив окраску и определение в высших структурах мозга, оно становится сложной эмоцией. Чтобы продуцировать эмоцию, ребёнок должен быть в состоянии воспринять чувство, осмыслить его и ответить соответствующей реакцией. То, есть для трансформации чувства или ощущения в эмоцию необходим перцептивный процесс. Это, в свою очередь, требует способности произвести некоторые мысленные действия на уровне коры головного мозга, которая появляется у ребёнка не раньше шестого месяца развития in utero. Только тогда, когда у него появляется осознание своего “я” и он способен перевести ощущения в эмоции, он начинает формироваться под всё более увеличивающимся влиянием чисто эмоционального содержания той информации, которую он получает от матери.

Его эмоциональное развитие становится всё более сложным по мере развития у него способности дифференцировать и классифицировать. Он похож на компьютер, в который постоянно вводят новые программы. Сначала ему под силу решить только самые простые эмоциональные задачи. Но по мере увеличения памяти и опыта он постепенно приобретает способность проводить более тонкие связи. В возрасте трёх месяцев такая информация, как холодное или двойственное отношение к себе со стороны матери, не может ещё быть воспринята, хотя на примитивном уровне она может ощущаться как дискомфорт.

После рождения ребёнок уже достаточно зрел, чтобы отвечать на чувства матери, причём с большой точностью, и делать это на физическом, эмоциональном и когнитивном уровне. Исследования, которые я рассматривал в данной книге, показывают: то, что отверженные дети чувствуют себя несчастными, выражается в необычно большом количестве их физических и поведенческих проблем; о том, что любимые дети счастливы, свидетельствует их относительное спокойствие; двойственность же состояния детей “амбивалентных” и “холодных” матерей выражается в их двойственной реакции: как группа они не могут быть названы больными, но и здоровыми их тоже назвать нельзя.

Любой студент, изучающий биологию, знает, что живое развивается в направлении от простого к сложному. Физически ребёнок превращается за девять месяцев беременности из капельки протоплазмы в высокоорганизованное существо, имеющее сложный мозг, нервную систему и тело; эмоционально он превращается из нечувствительного существа в человека, который умеет улавливать и осмысливать очень сложные чувства и эмоции.

Это развитие называют “формирование эго”. Эго – это то, что человек как индивидуум думает и чувствует по поводу себя самого; его способности, побудительные мотивы, желания, неуверенность и ранимость формируют определённое “я”. Как только ребёнок приобретает способность помнить и чувствовать (другими словами, как только он приобретает опыт), начинает формироваться его эго.

Я уже упоминал о том, что по Фрейду эго начинает формироваться в возрасте между двумя и четырьмя годами, и эта гипотеза, не лишённая оснований, была в своё время подтверждена доступными для того времени доказательствами. Сейчас мы знаем гораздо больше о физиологии, психологии и неврологической системе ребёнка первых месяцев жизни, чем Фрейд мог мечтать. И всё же остаётся непонятным, почему столь малая часть его учения используется в современных теориях эго. Быть может, пройдёт ещё десять или двадцать лет, прежде чем теория формирования эго станет частью общепринятой концепции психиатрии. Механизм формирования эго уже в основном понят; нам осталось только научиться применять наши знания по отношению к периоду внутриутробного развития.

Я думаю, что поскольку к началу второй трети беременности плод уже достаточно зрелый, эго начинает функционировать примерно в это время. На этом этапе развития мозг уже передаёт информацию об ощущениях в свои высшие нервные центры. Значение этой информации, пока в основном физиологического характера, в том, что она запускает нейрологическое развитие, которое необходимо для выполнения более сложных задач позднего периода. Например, у женщины выдался суматошный день, что утомило ребёнка. Эта усталость вызывает у него примитивное чувство: дискомфорт, которое запускает работу его нервной системы. Попытка проанализировать это чувство вовлекает в работу мозг ребёнка. После достаточного повторения подобных эпизодов его перцептивные центры становятся достаточно развитыми для обработки более сложной и тонкой информации, поступающей от матери. (Подобно нам всем, ребёнок in utero делает успехи в результате практических занятий.)

Чтобы продемонстрировать, как этот процесс начинается in utero, мне хотелось бы проследить влияние обычной эмоции, испытываемой беременной женщиной – беспокойства – на формирование эго её ребёнка. Беспокойство в определённой дозах положительно сказывается на развитии ребёнка. Оно будит в нём чувство общности с окружающей средой и даёт ему возможность осознать свои границы. Оно побуждает ребёнка к действию. Будучи возбуждён, расстроен или смущён громкими звуками, ребёнок испытывает неприятные ощущения, и он начинает брыкаться, выгибаться, постепенно изобретая пути выхода из состояния беспокойства.

Другими словами, он начинает формировать набор защитных механизмов. Со временем его опыт переживания беспокойства и способы борьбы с ним становятся более сложными. То, что появилось в качестве неопределённого чувства, которое он мог примитивно определить как неприятное, с течением месяцев оформляется в нечто совершенно отличное от первоначального. Оно становится эмоцией; оно теперь имеет источник (мать), оно формирует мысли ребёнка относительно намерений этого источника по отношению к себе, побуждает искать способ реакции на эти намерения, и создаёт цепочку следов в памяти, к которым можно будет обращаться некоторое время спустя.

Основы гнева закладываются похожим способом, хотя его корни другие. Известно, что у новорожденных бываем специфический “бешеный крик”, и одна из его причин – препятствие к движению. Подержите его за руку или за ногу – и он начнёт громко кричать. Почти всегда препятствия к действию до рождения вызывают подобную реакцию. Если мать сидит или лежит в неудобном положении, ребёнка это раздражает. Неприятные звуки (такие как крик его отца) вызывают такую же реакцию. Но, подобно беспокойству, злость в небольших дозах положительно влияет на развитие ребёнка in utero, поскольку она способствует формированию начальных интеллектуальных связей. В случае ограничения движения, например, ребёнок учится связывать причину и следствие (поза, в которой сидит или лежит мать, вызывает судороги и, таким образом, злит ребёнка), а это предвестник человеческой мысли.

Некоторые виды депрессии также могут зародиться in utero. Они обычно возникают в результате значительной для ребёнка утраты. Мать по причине болезни или сильного расстройства лишает ребёнка своей любви и поддержки; эта утрата вызывает у него депрессию. Результат этой депрессии – апатичный новорожденный или постоянно обиженный шестилетний ребёнок. Депрессия, как и другие эмоциональные модели, закладывающиеся в утробе матери, может преследовать ребёнка в течение всей жизни. Поэтому одним из важнейших направлений психиатрии в последнее время стало лечение депрессии у детей.

Более того, такие чувства, как депрессия, злость и беспокойство являются важными для формирования у ребёнка сознания и осознания самого себя. Голландский психиатр Лиэтэрт Пеерболт (Lietaert Peerbolte) дал тонкое определение этому процессу: “видение – остановка в процессе созерцания”, и это не просто занимательная фраза, а особо меткая метафора, поскольку обычное состояние ребёнка в утробе матери подобно созерцанию, взгляду, не сфокусированному ни на чём в отдельности. Видение, по определению Пеерболта, имеет место в тот момент, когда какое-то внешнее воздействие нарушает покой созерцания.

В этот момент ребёнок подобен путешественнику, любующемуся природой, взгляд которого бродил по холмам и деревьям и вдруг наткнулся на шпиль церковной колокольни. Как вид шпиля среди деревьев вызывает неожиданное чувство, благоговейное восхищение, остающееся в памяти, так и внешнее воздействие вырывает ребёнка из состояния неведения, привлекает его внимание, вызывает эмоциональный отклик и, подобно всему неожиданному и необычному, оставляет след в его памяти. Когда количество таких следов в памяти ребёнка достигает определённого критического уровня, как считает доктор Пеерболт, и я с ним согласен, они складываются в самосознание, подобно тому как молекулы воды образуют кристаллы льда, когда температура достигает точки замерзания.

Эта теория, как и все стoящие теории, объясняет взаимосвязь между казавшимися ранее не связанными друг с другом фактами в процессе формирования эго. Она не только объясняет, каким образом формируется “я” ребёнка in utero, но и показывает, какую роль эмоции матери играют в формировании этого “я”. Если любящие, поддерживающие своих детей in utero мамы рожают более уверенных  в себе, более защищённых детей, это происходит потому, что самосознание, “я” их детей было создано из тепла и любви. Если несчастные, подавленные, амбивалентные матери рожают большее количество нервных детей, это потому, что их эго формировалось при участии страха и злости. Не удивительно, что если не провести коррекцию развития этих детей, они вырастут подозрительными, беспокойными и эмоционально неустойчивыми людьми.

Доктор Пауль Бик (Paul Bick), врач из Западной Германии, пионер гипнотерапии, не так давно лечил мужчину, который точно соответствовал последнему описанию. Он жаловался на сильные приступы беспокойства, которые сопровождались сильным покраснением кожи лица. Доктор Бик ввёл своего пациента в состояние транса. Медленно двигаясь назад во времени, тот оживлял в памяти события своей жизни до рождения, описывал их спокойным, ровным голосом.

Так он дошёл до седьмого месяца беременности, и вдруг у него наступила паника. Было ясно, что он вспоминал в этот момент событие, ставшее причиной его нынешних проблем. Ему было жарко и он испытывал страх. Что вызвало эти чувства? Мать пациента дала ответ на этот вопрос: во время долгого, нелёгкого разговора она призналась, что пыталась вызвать выкидыш на седьмом месяце беременности, для чего принимала горячие ванны.

То, что мы знаем о поведении ребёнка in utero, также точно отражено в определении доктора Пеерболта. Если в последние месяцы перед рождением поведение ребёнка становится всё более сложным и направленным, это происходит из-за того, что им управляет сознательное “я”, поддерживаемое и черпающее информацию из растущего банка памяти. На определённом уровне все эмоциональные конфликты вырастают из информации, хранящейся в памяти, будь то осознанные или, и так бывает в большинстве случаев, неосознанные.

Пациент доктора Бика, например, не помнил источника своих приступов беспокойства, но это не уменьшало страха, который был вызван этим источником, и спустя два десятилетия его поведением всё ещё управляла ушедшая в подсознание память о событии пренатальной жизни. У каждого из нас есть воспоминания, которые из своего укрытия – подсознания – могут оказывать значительное влияние на нашу жизнь.

Несколько лет назад канадский нейрохирург Уилдер Пенфилд (Wilder Penfield) продемонстрировал это явление в серии смелых клинических экспериментов. Установив специальный электрический зонд непосредственно на поверхности мозга, доктор Пенфилд смог заставить человека эмоционально пережить ещё раз ситуацию или событие, которое он давно забыл (поскольку мозг не имеет нервных окончаний, реагирующих на боль, доктор Пенфилд мог проводить операции на пациентах в полном сознании. В течение операции он стимулировал различные участки мозга электрическим зондом). Каждый пациент, как писал доктор Пенфилд в своём отчёте,

“Не помнит события и сцены с фотографической чёткостью, он также не помнит точно и звуковое их оформление, … но он вновь переживает эмоции, которые эти события вызвали в нём…, то, что он видел, слышал, чувствовал и понимал”.

Вот почему давно забытые обиды, поражения, конфликты продолжают действовать на нас. Даже наши глубоко похороненные воспоминания имеют эмоциональный резонанс, который удивительным образом, часто тревожа нас, не затухает в течение всей нашей жизни.

Это иллюстрирует следующая история, рассказанная мне моим коллегой, доктором Гэри Мейером (Gary Maier). Один из его пациентов, которого я назову Фред, очень мягкий человек, страдавший от чувства незащищённости, однажды под воздействием медикаментов вспомнил странную вещь. В середине сеанса он вдруг начал описывать уединённую комнату. Он рассказывал, что был там уже какое-то время и чувствовал себя в этой комнате прекрасно, как вдруг обстановка стала меняться: в комнате собралось много народу, и они все показывали на него пальцами и обвиняли его. Он разозлился и испугался и не знал, что ему делать. Ни врач, ни сам пациент не понимали значения этого воспоминания. Но Фреда эта история заинтересовала. Он рассказал её своей матери.

И загадка была разрешена: история Фреда оказалась немного – но только немного – искажённым пренатальным воспоминанием. Событие, которое он описал, на самом деле произошло с его матерью, когда она была им беременна, и было оно столь же ужасающим и унизительным, каким его вспомнил Фред. Она была на многолюдном вечере, когда нескольким из её друзей стало известно, что она беременна, хотя она не была замужем. Несмотря на то, что они ничего ей не сказали, их молчаливое критическое отношение глубоко её ранило.

Теперь нам должно быть ясно, что мы знаем уже достаточно много о том, как события и ситуации формируют личность человека. Мы знаем, что любовь и забота – основание для формирования сильного “я”, в то время как беспокойство и стресс, оказывается, чреваты опасностями почти на всех уровнях. Чего мы до сих пор не знаем – это какие события жизни до рождения порождают специфические черты личности.

Несколько исследований, в основном финансированных государством, имевших своей целью попытку зарегистрировать отдалённое во времени влияние пренатального опыта и опыта рождения детей на их успеваемость в школьные годы, не дали результатов, которые помогли бы ответить на этот вопрос.

Отчёты об этих исследованиях вскрывают лишь некоторые из причин, которые объясняли бы, почему одни дети учатся лучше, чем другие, и не называют те события, которые формируют у ребёнка эмоционально стабильное, защищённое “я”, столь важное для его успехов в школе и вообще в жизни. Они не дают информации о том, какой период жизни ребёнка до и во время рождения наиболее важен для формирования и разрушения стабильности этого “я”.

Когда-нибудь, я уверен, мы узнаем об этом. Пока же я могу рассказать о результатах исследования, которое было осуществлено мною в 1979 году. Хотя эта работа была скромной по масштабам и проведена на очень узком круге людей (на людях, проходящих глубоко ориентированную психотерапию), я надеюсь, что её результаты явятся для нас важным предостережением.

Работа была построена вокруг двух основных периодов: события пренатальной жизни и опыт рождения (о котором мы подробно будем говорить в одной из следующих глав). Затем я понял, что результаты исследования будет легче интерпретировать, если подразделить эти две широкие категории на две подгруппы: объективные события и субъективные переживания. Такое подразделение сделало возможным отделить то, что действительно повлияло на людей от того, что как им казалось, повлияло на них.

Как и можно было ожидать от людей, проходящих психотерапию, мои пациенты в основном имели неблагополучную историю пренатального существования и рождения: 66% сказали, что их матери находились в состоянии стресса во время беременности, 47% рассказали, что их матери были очень несчастны. Всё же 55% свидетельствовали о том, что их матери хотели иметь ребёнка; 45% оказались нежеланными детьми. Цифры, касающиеся отцов моих пациентов были более ровными: 51% отцов хотели иметь этого ребёнка, 49% – нет. Отцов, которые хотели иметь мальчика, оказалось вдвое больше, чем тех, кто хотел, чтобы родилась девочка. Поскольку большинство моих пациентов родилось в эпоху искусственного вскармливания, в 40-50-е годы, среди них оказалось, что всего 16% из них матери кормили грудью.

Результаты секции субъективных переживаний оказались более значительными. Чувство умиротворённости в материнской утробе испытывали 43% опрашиваемых, это был наиболее часто встречающийся ответ. Следующим после него было чувство беспокойства (41%). Высоким оказался процент травмирующих воспоминаний о родах: более 60% вспомнили чувство удушья во время рождения, 40% – боль  в голове, шее или плечах. Поскольку исследуемая группа была необычной, цифры в ней, возможно, были несколько завышены; в более благополучной группе процент травмирующих впечатлений в воспоминаниях людей об опыте рождения и пренатальной жизни был бы ниже. Но одно из преимуществ исследований – именно в психотерапевтической группе – эффект усиления, делающий корреляции более резкими и удобными для наблюдения. Например, 75% участников исследования считают себя интровертами, 65% признались, что в момент опроса испытывали злость, депрессию или беспокойство.

Эти последние цифры подводят нас к центральной цели данного исследования: анализу пренатального опыта, лежащего в основе неудовлетворённости этих людей. Самым главным из всех факторов оказалось отношение матери к своему будущему ребёнку. Результаты исследования показали, что у человека было гораздо больше шансов стать эмоционально стабильной личностью, если мать желала его рождения. Тесная связь была выявлена также между желанием матери иметь ребёнка и его сексуальной жизнью во взрослом состоянии. В основном, чем более позитивно отношение матери к своей беременности, тем больше шансов у её ребёнка иметь здоровое, зрелое отношение к сексуальной стороне жизни, когда он вырастет.

Надо заметить, что наилучшим сочетанием факторов для развития личности были положительное отношение к беременности и совпадение желания ребёнка определённого пола с действительностью. Это сочетание в результате дало наименьшее количество случаев депрессии, иррациональной злости и сексуальных проблем. Показательным для нашего общества является и следующий результат данного исследования:

Мальчик, родившийся у матери, которая хотела только девочку, меньше страдает от долговременных отрицательных явлений, чем девочка, родившаяся у матери, которая хотела родить мальчика.

Как и другие исследования, моя работа подтвердила тесную связь между курением беременной женщины и невротическим поведением ребёнка, что и не удивительно, поскольку, как уже объяснялось в предыдущей статье, курение матери может стать причиной сильных приступов беспокойства. Такой же негативный эффект имеет употребление беременной алкоголя; и хотя физический вред от употребления алкоголя больше, чем от курения, я считаю, что следует уделить особое внимание психологическому влиянию этих двух явлений. Женщина употребляет алкоголь в том, случае, если её мучит беспокойство, и на ребёнка отрицательно действует именно её негативное эмоциональное состояние.

Без сомнения, самым интересным из всех результатов моего исследования стала выявленная в ходе него связь между субъективным ощущением от своего пренатального опыта и сексуальным поведением человека. Мы обнаружили, что люди, вспоминающие своё пребывание в утробе матери как полное чувства страха, чувствуют себя гораздо более неуверенными в сексуально отношении и имеют бoльшую склонность к сексуальным проблемам. Те же, кто вспоминает о своей жизни in utero как о спокойной и мирной, оказались более счастливы в сексуальной жизни.

Я думаю, так происходит потому, что сексуальные склонности человека – выражение того, как он научился относиться к себе самому in utero. Если эта теория действительно верна, это значит, что действительным предметом исследования в данном случае было не столько сексуальное поведение человека, сколько факторы, его формирующие. Человек, характеризующий себя как экстраверта и эмоционально устойчивую личность, явно даст себе соответствующую оценку и в плане сексуальном, в то время как человек, в чьей самооценке присутствуют такие характеристики, как злость и неприятие, привнесёт эти понятия и в своё представление о собственной сексуальности.

Если читателю показалось, что в этой статье я рассказываю в основном о негативном влиянии чувств и мыслей женщины, это происходит лишь потому, что отрицательные влияния исследованы гораздо лучше, чем положительные, такие, как, например, стремление матери поддержать своего ребёнка. Мне кажется, что врачи иногда увлекаются проблемой патологии, недооценивая при этом знания о причинах здоровья. Теперь я намерен изменить направление нашего разговора. Моё исследование выявило, что такие аспекты отношения женщины к своей беременности, как желание иметь ребёнка и желание родить ребёнка определённого пола имеют позитивное психологическое влияние. Конечно, есть и другие факторы, положительно влияющие на ребёнка in utero, и мы рассмотрим их в следующей статье.

Пренатальное Я
0 0 голосов
Рейтинг статьи
Подписаться
Уведомление о
guest
0 Комментарий
Встроенные отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Будем рады вашим мыслям, прокомментируйте.x
Share via
Copy link